Читать онлайн «Социальная лингвистика [таблицы в рисунках]». Страница 29

Наконец, особый и замечательный по результатам случай защиты этноязыковой самобытности — это возрождение древнееврейского классического языка — иврита[65]. Уникальность случая в том, что был возвращен к жизни не язык матери (т. е. язык детства человека), а язык дедовских книг, причем язык далекий, другой языковой семьи.

К середине I тыс. до н. э. иврит вышел из употребления в качестве разговорного языка, но оставался языком религиозной практики и духовно-светской книжности. После исхода из Иудеи евреи диаспоры (рассеянные по разным странам) перешли на индоевропейские языки: это или языки тех народов, среди которых они жили, или идиш — язык германской подгруппы, сформировавшийся в X–XIV вв. на базе одного верхненемецкого диалекта, который подвергся интенсивной гебраизации. Начиная с XIV в. на идише создается значительная еврейская литература, в XIX в. — еврейский народный театр. По данным Р. Белла, в 196 1 г. идиш был первым или вторым языком для 75 % евреев (Велл 1980, 220). Тем не менее со 2-й половины XVIII в. евреи, главным образом в Восточной Европе, возрождают иврит (как современную модификацию древнееврейского языка). Вначале он возвращается в просветительскую и художественную литературу; со 2-й половины XIX в. иврит употреблялся и в повседневном общении; с образованием государства Израиль (1948) иврит становится его официальным языком (наряду с арабским).

Нарастающей мировой стандартизации противостоит гуманитарная культура с ее интересом к индивидуальному, особенному.

По-видимому, поиски здорового равновесия будут усиливать тягу самых разных народов к своим корням, к "своему родному", близкому, нигде не повторимому и в том числе — к родному языку. ^ Для человека в родном языке сохраняется жизненно важный опыт первого знакомства с миром, вот почему так важно сберечь эту естественную языковую среду обитания/ Для народа родной язык, "дом бытия", по Мартину Хайдеггеру, — это и защита его этнического суверенитета от нивелирующего воздействия цивилизации, и духовное наследство, объединяющее поколения.

Языковая ситуация — это совокупность языковых образований, т. е. языков и вариантов языков (диалектов, жаргонов, функциональных стилей и других форм существования языка; см. с. 30–33), обслуживающих некоторый социум (этнос и полиэтническую общность) в границах определенного региона, политико-территориального объединения или государства.

Языковая ситуация как один из предметов социолингвистики — явление многоаспектное и многопризнаковое, при этом признаки, значимые для характеристики языковых ситуаций, разнонаправлены и не иерархичны. Поэтому едва ли возможна единая и многопризнаковая классификация всего разнообразия языковых ситуаций на Земле. Однако их обзор может быть проведен на основе ряда типологически значимых признаков. Этот обзор дан в таблице и в следующих за ней примечаниях (которые подтверждают обоснованность приводимых примеров).

Примечания.

1. На исландском языке говорит 99 % населения, при этом практически отсутствуют диалектные различия, а также противопоставление литературного и обиходно-разговорного языка; таким образом, один этнический язык представлен одной формой существования языка. Правда, имеет место так называемое культурное двуязычие: специальное образование предполагает широкое использование английского языка.

2. На венгерском языке говорит 99,4 % населения; имеется 8 диалектов, противопоставленных литературному языку.

3. В Финляндии два государственных языка — финский и шведский, при том что 91 % населения финны и 6 % — шведы.

4. В Бельгии два государственных языка: французский (романская подгруппа индоевропейской семьи) и фламандский, или нидерландский (германская подгруппа той же семьи), при этом 39,1 % населения — франкоязычные валлоны и 50,7 % — фламандцы.

5. В Испании один государственный язык и три официальных: в автономных провинциях Каталония, Валенсия и Балеарские острова — каталанский, в Галисии — галисийский, в Стране Басков — баскский (во всех провинциях статус официального языка имеет также и испанский). При этом 70,6%населения — испанцы, 18,3 % — каталонцы, 8,1 % — галисийцы, 2,4 % — баски.

6. В Швейцарии четыре государственных языка: немецкий, французский, итальянский, ретороманский, притом что германо-швейцарцы, немцы и австрийцы составляют 64 % населения, франко-швейцарцы и французы — 18 %, итало-швейцарцы и итальянцы — 10 %, ретороманцы — 0,8 %.

7. В Беларуси один государственный язык — белорусский.

8. В Каталонии испанский язык имеет статус государственного и официального, каталанский — официального.

9. В Польше около 165 тыс. белорусов, проживающих главным образом в Белостокском и Люблинском воеводствах.

10. В Эфиопии государственный язык амаринья является родным для самого многочисленного народа амара (37,7 % населения).

11. В Гане государственный язык — английский.

12. В Камеруне два государственных языка — французский и английский.

13. В Индии два официальных языка: хинди и английский (согласно конституции, английский имеет статус временного официального языка Индии).

14. О ситуации в Великом княжестве Литовском см. с. 105–107.

15. В Танзании два государственных языка — суахили и английский.

16. О диглоссии см. с. 75–76, 108–110.

И одноязычные, и многоязычные ситуации редко бывают сбалансированными. В одноязычной ситуации баланс функций разных форм существования языка, имеющего письменность, невозможен по определению. Ведь литературный язык, его отдельные стили и противостоящие литературному языку территориальные диалекты и жаргоны отличаются именно функциями. Язык, в котором сформировалась его литературная форма, всегда представляет собой определенную иерархию языковых подсистем, при этом его нормативный (литературный) вариант находится в вершине иерархии.

Сбалансированные одноязычные ситуации, по-видимому, были возможны в бесписьменных раннефеодальных обществах, когда территориальные диалекты некоторого языка обладали равным социальным статусом, а наддиалектное койне или литературный язык (т. е. варианты языка с более высоким статусом) еще не сложились.

Сбалансированные многоязычные ситуации также достаточно редки. В качестве примеров обычно указывают на ситуации в Швейцарии и Бельгии. Действительно, четыре языка Швейцарии и два языка Бельгии юридически равноправны, используются в государственном управлении, армии, суде, учебных заведениях, в массовой коммуникации. Однако юридическое равноправие — это необходимое, но далеко не всегда достаточное условие для фактического равновесия языков. Так, в Швейцарии на ретороманском языке говорит 50 тыс. человек — менее 1 % населения.

При этом в соседней Италии, где ретороманцев (фриулов и ладинов) 720 тыс. человек (Брук 1986, 231), язык официально не признан (он считается диалектом итальянского языка). В то же время французский, немецкий, итальянский языки — это основные языки в крупных европейских государствах и языки международного общения. Естественно, что социальный статус ретороманского языка фактически не может быть равен положению остальных языков Швейцарии.

В Бельгии фламандский (нидерландский) язык численно преобладает (фламандцев — 5 млн., франкоязычное население — 4,3 млн.). Однако в силу большей социальной активности франкоязычного населения Бельгии, а также в силу большей международной престижности французского языка равновесность ситуации постепенно смещается в его пользу.

Таким образом, редкость и неустойчивость сбалансированного двуязычия объясняется тем, что полной симметрии в социальноэтнических условиях сосуществования двух языков в одном обществе практически не бывает. Следует принять во внимание также индивидуальные (психолингвистические и психологические) аспекты двуязычия. Сбалансированная двуязычная ситуация была бы возможна в том случае, если бы большинство членов некоторого социума владели бы полностью обоими языками, использовали бы их в любых речевых ситуациях, с легкостью переключались с одного языка на другой, не смешивая при этом системы разных языков. Однако, по мнению таких крупных лингвистов, как Б. Гавранек, А. Мартине, Э. Хауген, полное и автономное (без смешения языков) владение двумя языками превышает психические возможности обычного человека (см.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. 6, 1972, 84–85, 100, 62–63). В его языковом сознании отдельные черты неродного ошибочно уподобляются строю родного (или основного) языка.